Кто был первым обитателем острова Святой Елены? Прообраз Робинзона

«Существует только один вход на Святую Елену, а выходов — вовсе никаких», — так говорят люди, влюблённые в остров и не собирающиеся его покидать", — писал Лоуренс Грин. Фернао Лопес, бывший конкистадор, добровольно остался на Святой Елене и прожил там почти 30 лет.

Он покинул остров только один раз, чтобы встретиться с королём и совершить поездку в Рим. Мог ли Лопес, так долго живший на острове в одиночестве, быть прототипом для Робинзона Крузо? Эта версия имеет своих сторонников среди португальских учёных. Но самое главное, о чём рассказывает история Лопеса, гидальго и отшельника — это метаморфозы человеческой души.

Португальский историк синьора Дурао в своей книге выдвинула гипотезу о том, что именно её соотечественник Лопес, отшельник острова Св. Елены, мог послужить моделью для Робинзона Крузо, а сюжет романа Дефо основан на истории его жизни. Она обращает внимание на совпадение событий, происходящих в романе Дефо с жизнью Лопеса.

Робинзон выносит припасы с корабля, севшего на мель; отшельнику Св. Елены их оставляют команды останавливающихся на острове судов. И тот, и другой занимаются приручением животных, сеют зерно и выращивают фрукты. Крузо приручает попугаев, Лопес заводит ручного петуха. Оба имели спутников на острове, представителей другой расы. Король готов был назначить Лопесу пенсию и найти для него место в монастыре, но он предпочёл вернуться на свой остров. Робинзон, несмотря на то что был богат, отправился в странствия, чтобы снова увидеть остров, на котором жил в одиночестве долгие годы.

Известно, что Дефо не знал португальского, но, как считает историк, благодаря многочисленным связям в учёной среде, имел возможность читать английские переводы португальских хроник. Португальский язык в Англии был менее популярен, чем испанский, поэтому португальские тексты обычно переводились сначала на испанский, а потом с него на английский. Историк считает, что Дефо сознательно расставил «маркеры», по которым можно опознать «португальский след» в романе.

Робинзона, который бежал из мавританского плена, спасает португальский корабль, капитан которого становится его лучшим другом. Во время пребывания на острове Крузо выносит с корабля, среди прочего, несколько португальских книг («не могли ли это быть те самые книги, которые создатель Робинзона, Даниэль Дефо, использовал в процессе работы над романом?» — вопрошает синьора Дурао). Вернувшись на родину, Крузо посещает Лиссабон, где совершает сделку по продаже своей бразильской плантации. Добавим, что во второй части книги («Дальнейшие приключения Робинзона Крузо»), совершая путешествие в Китай, он встречает ещё одного португальца — старого лоцмана, которого берёт с собой.

Насколько убедительны аргументы португальского историка? Определённое сходство между судьбами героев трудно отрицать. Оба ощущали себя владыками и повелителями своего маленького королевства; Робинзон пробыл на острове 28 лет, Лопес, за вычетом поездки в Европу — почти 30. Португалец, несмотря на свои физические увечья, был, как и герой Дефо, человеком деятельным: построил себе жилище, занимался разведением свиней, коз и кур, выращиванием овощей, которыми снабжал команды судов.

Пожалуй, между ними есть и некое отдалённое душевное родство. Лопес, даже получив отпущение грехов у папы, чувствовал себя изгоем и не хотел жить среди людей; даже монастырь, убежище в котором предложил ему король, показался ему слишком оживлённым местом, и он предпочёл вернуться на Св. Елену. Робинзон, продав бразильскую плантацию, обзавёлся семьей и несколько лет вёл жизнь обеспеченного буржуа, но после смерти жены почувствовал себя чужаком на родине и снова отправился в долгое плавание.

И всё-таки, «по гамбургскому счету», параллели между судьбой Лопеса и героя Дефо кажутся надуманными. Робинзон и в шкуре из козьих шкур оставался образцовым джентльменом, португалец же из-за своего уродства напоминал скорее ужасного «призрака острова». История Лопеса, несостоявшегося конкистадора, уходит корнями в средневековье, в то время как Робинзон — путешественник и коммерсант, человек нового времени. Детали жизни Лопеса на острове совпадают с «Робинзоном» не в большей степени, чем это можно сказать об историях, происшедших с другими отшельниками. Петух всё-таки не попугай, а о мальчике-яванце и его отношениях с Лопесом нам практически ничего не известно (более того, один из историков писал, что он сам просил моряков увезти его).

Лопес были католиком и подданным монарха, обладавшего абсолютной властью. Неудивительно, что венцом его истории стали королевская аудиенция и посещение духовного владыки, папы римского. Ничего подобного нет в романе Дефо: его герой не ищет ни расположения высоких особ, ни общественного признания. Лопес вернулся на свой любимый остров и остался там навсегда; для Крузо вторичное посещение острова стало не более чем эпизодом его долгих странствий, и он почти сразу же отправился навстречу дальнейшим приключениям.

И всё-таки, нельзя не восхищаться необычайным жизнелюбием, стойкостью и выносливостью Лопеса, который не только сумел выжить на посещаемом, но необитаемом доселе клочке суши, но и начал обустраивать его, и превратился из страшного «призрака острова» в доброго гения страдавших от цинги моряков, которые прибывали на Св. Елену.

Стоит отметить, что на Святой Елене, уже в бытность острова английской колонией, случилась ещё одна история, имевшая трагический исход. В 1591 году некто Джон Сегар, скромный портной из Саффолка, отправился на судне «Королевский купец» в торговый вояж в Ост-Индию. На обратном пути большое количество членов команды и пассажиров заболели цингой, и было решено сделать остановку на Св. Елене. Сегар был настолько плох, что его решили оставить на острове. Храбрый портняжка не возражал, и моряки, оставив ему два комплекта одежды из козьих шкур, отправились в дальнейший путь.

Следующий корабль посетил остров через полтора с лишним года. В своём отчёте один из моряков писал, что «в доме у часовни я нашёл англичанина Джона Сегара из Саффолка, который был оставлен здесь 18 месяцев назад Абрахамом Кендаллом. Его оставили, чтобы он мог выздороветь на острове, иначе он мог бы умереть прямо на корабле. Мы нашли его в самом цветущем состоянии здоровья, какое только могло быть, но повредившимся в рассудке и почти полоумным, как мы позднее поняли: то ли испугавшись нас, не зная кем мы были, друзьями или врагами, то ли в приступе внезапной радости, когда он понял, что мы были его старые товарищи и земляки, он перевозбудился и сошел с ума, и целых 8 дней ни днём ни ночью он не мог успокоиться, пока, наконец, не умер, по-видимому, от бессонницы и истощения организма».

Сегар трагически погиб, как и большинство моряков, высаженных на чужой берег, попавших в плен к туземцам или потерпевших кораблекрушение, и тем удивительнее и невероятнее выглядит история первого обитателя острова Св. Елены. Самое, быть может, интересное в которой — это метаморфозы судьбы и душевного состояния португальского гидальго Лопеса, который из отважного конкистадора превратился во всеми презираемого изгоя, изменника и отступника, затем в отшельника-мизантропа, пока, наконец, не стал тем, кем и остался в памяти поколений — хозяином и добрым гением острова Святой Елены, маленького клочка суши посреди океана. Человека, участь которого может послужить лучшей иллюстрацией к словам философа и писателя Альбера Камю: «В уделе человеческом… заключена изначальная абсурдность и в то же время неотъемлемое величие».